Он танцует – она сидит на табуретке в углу комнаты и наблюдает. Сложив руки на коленях. Задумчиво склонив голову.
Он время от времени ловит в зеркале ее взгляд. Сбивается и начинает сначала.
Жучка умиротворенно дремлет возле табуретки, иногда просыпаясь, чтобы издать долгий, пронзительный вой.
– У вас все блестящее. Даже туфли, – вдруг говорит Антонина Васильевна.
Виктор делает вид, что не слышит, но тем не менее, будто между прочим, бросает взгляд на свои туфли. Обыкновенные лакированные мужские туфли для танцев. Пожимает плечами и продолжает танцевать.
Синяя атласная сорочка намокает от пота на спине и в подмышках.
Проходит час – он танцует без перерыва. По нескольку раз повторяет одни и те же движения. Кружится. Делает махи ногами – то одной, то другой, то вверх, то в сторону. Вращает тазом.
– Вы вертите задницей похлеще, чем какая-нибудь… продажная женщина, – снова подает голос Антонина Васильевна.
– Вам не нравится?
Антонина Васильевна немного медлит с ответом:
– Ну, не знаю. Просто это выглядит неприлично.
– Танец – это всегда неприлично.
– Когда-то я танцевала в народном ансамбле. Там все было прилично. Я имею в виду – мы не вертели задницами.
Виктор ничего не отвечает. Антонина Васильевна смущенно потирает пальцы.
– Но я недолго танцевала. Руководительница ансамбля сказала, что я не подхожу. Сказала, что слишком толстая. Хотя сама она весила не менее ста килограммов.
Жучка сонно поднимает голову и скулит.
– Извините ее, – оправдывается Антонина Васильевна. – Жучка редко слушает музыку. Она больше любит читать.
* * *
Надя – закадычная подруга Антонины Васильевны – приходит два раза в месяц, чтобы выпить чаю и проверить, все ли в порядке. Антонина Васильевна физически чувствует, когда Надя собирается к ней прийти. Так гипертоники предчувствуют смену погоды.
– Надежда! Какая неожиданность! – восклицает Антонина Васильевна.
Надя стала Надеждой очень давно – во времена своей молодости она всегда напевала песню «Надежда – мой компас земной».
– Как поживаешь? – Надя быстрым шагом заходит в гостиную, усаживается в кресло возле окна и глубоко и шумно вздыхает. – Ну, рассказывай, – говорит.
Антонина Васильевна заранее знает весь сценарий. Она присаживается на тахту рядом с Надей.
– А что рассказывать? Все по-старому.
Надя только того и ждет.
– Умерли Артемов и Болеславский. Артемов от инфаркта, Болеславский от сахарного диабета.
Антонина Васильевна смутно припоминает Артемова и Болеславского.
– Заметь, – продолжает Надя, – умирают одни мужчины. Одни мужчины.
– По статистике так и положено, – поддерживает разговор Антонина Васильевна.
– При чем здесь статистика, Антонина! Мужчины умирают по двум причинам. Во-первых, их заедают жены, как, например, Артемова. Па-думать только! Ведь был здоров! Спортом занимался! Вторая причина – алкоголь и неправильный образ жизни.
Надя прошивает взглядом комнату в поисках компромата. Надя все знает и везде успевает. Надя – секретарь Бога на земле.
– Может, чаю, Надежда?
– Давай. Только не забудь – две ложки сахара. Не понимаю, как можно пить чай без сахара.
Они переходят в кухню. Надя бесцеремонно заглядывает в холодильник и в мусорное ведро, а Антонина Васильевна делает вид, словно этого не замечает. Все идет по сценарию.
– А что у тебя нового? – спрашивает Антонина Васильевна, заливая кипятком заварку в чайнике.
– Да так, организовываю понемногу социальную жизнь.
– Социальную жизнь?
– Представь себе. Дискотека. В пятницу. Ты обязательно должна прийти.
Антонина Васильевна смеется.
– Надежда! Что ты придумала?! Какая дискотека?!
– Да ты мне еще благодарна будешь! – Надя обиженно надувает крошечные выцветшие губки. – Три месяца место выбивала! И вот – живая музыка, мужчин и женщин поровну, мужчин даже больше…
– Мужчины же все поумирали…
– Антонина, не ехидничай! Все знакомые просто в восторге. Даша Мечникова специально себе новый наряд купила. Бабы готовятся по полной программе. Завивки, омолаживающие маски для лица…
– Ты сдурела, Надежда.
– Тю на тебя! Чего это я сдурела?! Ты думаешь, если шестьдесят лет – так надо сложить на груди руки и дожидаться смерти?! А здесь – реальная возможность найти себе на старость мужичка.
Антонина Васильевна от волнения даже вскакивает со стула.
– Да на кой черт он мне сдался, у меня что, крыша поехала?! Всю жизнь сама обходилась.
– Не кричи, Антонина, – Надя складывает ладони, словно собираясь молиться. – Я вот что тебе скажу. В старости мужчина даже больше нужен, чем в молодости. В молодости чих-пых, сама туда-сюда – и хорошо. А к старости хочется, чтоб кто-нибудь рядом был. Не мне тебе это говорить. Сама знаешь. Непонятно только, чего выкобениваешься.
– Пей чай, Надежда, а то остынет.
Некоторое время они молча пьют чай. Две черные вороны сидят на проводах за окном. Антонине Васильевне хорошо видны их мордочки с клювами.
Вдруг Надя, как гусыня, вытягивает шею, к чему-то прислушиваясь.
– Антонина, – гневно вопрошает она. – Как ты это терпишь?! Музыка так гремит, что аж люстра трясется!
Антонина Васильевна осторожно ставит чашку на блюдце.
– Я бы на твоем месте вызвала милицию!
– Я вызывала, – спокойно отвечает Антонина Васильевна. – Не помогает.
– Боже, что за молодежь пошла! Слушай, хочешь, я пойду туда и такое им устрою, что больше никогда музыки не захочется!
– Не надо, Надежда, я сама с этим разберусь.
– Всегда ты была такая, – Надя снова складывает, как в молитве, руки. – Слишком интеллигентная, чтобы себя защитить.
Надя в последний раз оббегает квартиру, что-то фиксирует в своей маленькой голове, причмокивая, и отправляется дальше на поиски новых сплетен и смертей.
– Смотри, Антонина, если не придешь на мою дискотеку – по гроб жизни обижусь. Не забудь – в эту пятницу. Я тебе еще напомню по телефону. Не хочешь мужчин, так хоть старых знакомых увидишь. А то сидишь, как хорек в норе.
– Слава богу, – бормочет себе под нос Антонина Васильевна, когда за Надей закрывается дверь.
Но покой к ней вернется не скоро. До вечера Антонина Васильевна будет напевать: «Надежда – мой компас земной».
Антонина Васильевна сначала даже не поняла, что происходит.
Она хорошо выспалась, у нее ничего не болело, ей ничего не снилось. Встав с кровати, как обычно подошла к окну. Удостовериться в том, что мир еще на месте. И он был на месте, но весь белый.
– Жучка, снег выпал, – тихо говорит Антонина Васильевна.
Жучка с радостным лаем вспрыгивает на подоконник.
– Теперь станет легче, – продолжает Антонина Васильевна. – Я люблю снег. Люблю зиму. Зимой все дети становятся детьми.
Антонине Васильевне ужасно хочется праздничных рождественских кушаний. Кутьи и вареников. И то и другое вместе. Одной ложкой кутью, другой – вареник. Антонина Васильевна сглатывает слюну. Она уже сто лет не ела этих вареников.
– Жучка, одевайся! Мы идем!
Антонина Васильевна настежь открывает шкаф с одеждой. Шкаф забит блузками, платьями и свитерами разных лет и фасонов.
Да, думает Антонина Васильевна, сегодня я надену все праздничное. Сегодня праздник.
– Виктор, я вас поздравляю, – торжественно произносит Антонина Васильевна.
– С чем? – лениво спрашивает Виктор.
– С первым снегом.
Антонина Васильевна нравится себе. Она стоит посреди зеркальной комнаты, разглядывая свой наряд со всех сторон.
– Я вас не узнаю, Антонина Васильевна, вы оделись как настоящий клоун! что за блузка?! что за юбка?! вы собрались в бордель?
Виктор наслаждается каждым своим словом. Око за око, думает он.
– А босоножки? На улице зима, а вы в босоножках. Антонина Васильевна, с вами все в порядке?
– Юноша, сегодня у меня очень хорошее настроение, и вам не удастся его испортить. Скорее наоборот.
– То есть вы МНЕ испортите настроение?
Антонина Васильевна пропускает его реплику мимо ушей.
– Мне пришла в голову гениальная идея, Виктор.
– Я уже ее боюсь!
– Ну зачем так сразу, – Антонина Васильевна присаживается на табуретку. – Вы мне нравитесь как раз за смелость.
Виктор выключает магнитофон.
– Понимаете, – начинает Антонина Васильевна, – меня всегда все боялись. Вы не спрашивали, а я не говорила – я почти сорок лет проработала в школе.
– Я должен был догадаться, – Виктор корчит важную гримасу. – Вы абсолютно неадекватны. Говорят, учителей со стажем не допускают свидетельствовать в судах. Слишком неуравновешенная психика.
– Молодой человек! Следите за своей речью!
Антонина Васильевна нервно ерзает на табуретке.
– Не стойте столбом. Присядьте, – говорит она.
Виктор опирается локтями на подоконник.
– В этой комнате одна табуретка, и вы ее заняли.
Он насмешливо улыбается, и Антонина Васильевна замечает, что ей это нравится.
